Новая опасность: гангстерский джихадизм
"Гангстерский джихадизм" открывает радикально настроенным мусульманам новый и полный смысла жизненный путь, пишет датское издание Politiken. А для властей он создает новые проблемы. Появился ответ на вопрос, как их решать.
Чтобы бороться, надо понять суть
В соответствии с логикой китайского стратега Сунь Цзы, который говорил, что надо понять врага, если хочешь выигрывать каждую битву, министр юстиции Сёрен Пинн (Søren Pind) представил новый план противодействия радикализации в Дании.
В дополнение к ряду инициатив против радикализации в интернете и вербовки иностранных наемников план подразумевает специальные меры против распространения радикальных настроений в тюрьмах.
Для таких мер есть веские основания: гибрид преступного мира и насильственного религиозного экстремизма — так называемое явление кроссовера — уже проявился в нескольких регионах Европы.
Его можно было наблюдать в Ницце, где бывший уголовник направил грузовик в толпу во имя «Исламского государства» (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. пер.), в Брюсселе и Париже, где преступники-рецидивисты становились смертниками, прокладывая себе путь в мусульманский рай, в Копенгагене, где Омар аль-Хуссейн (Omar El-Hussein) погиб сам и забрал с собой еще двоих.
Сегодня радикализация часто возникает в криминальной среде. Для отдельных людей гангстерский джихадизм становится образом жизни. Чтобы понять этот феномен, надо вернуться в Египет 1980-х.
От инженеров до поколения пригородов
Пока Европа в 1980-е опасалась угрозы левого экстремизма, египетско-американский социолог Саад Эддин Ибрагим (Saad Eddin Ibrahim) стал исследовать социальное происхождение исламистских боевиков в Египте и соседних странах Магриба. Его заключения оказались сенсацией: среди членов военизированных движений преобладали инженеры и другие люди с университетским образованием.
Бывший агент ЦРУ, доктор философии и психологии Марк Сейджман (Marc Sageman) в 2004 году аналогичным образом изучил рекрутов «аль-Каиды» (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. пер.) и получил еще более четкую картину. Двое из трех джихадистов были родом из среднего или высшего класса.
Вооруженные атаки исламистов часто совершали не неудачники с самого дна общества, а его лучшие представители, такие как Мухаммед Атта (Mohamed Atta), один из организаторов атак на Всемирный Торговый Центр и Пентагон 11 сентября 2001 года.
Представление о боевом джихаде как феномене среднего класса начало рушиться, когда директор Антитеррористического центра в Гааге голландец Эдвин Баккер (Edwin Bakker) решил сосредоточиться исключительно на джихадистах из Европы.
Оказалось, что теперь радикалистские круги предпочитают вербовать новобранцев из социально уязвимого «поколения пригородов» — молодых людей, родившихся и выросших в развращенных жилых кварталах Моленбека на окраине Брюсселя, в пригородах Парижа или в микрорайоне Тингбьерг в Копенгагене.
Хороший пример — француз Мохаммед Мера (Mohamed Merah), который в 2012 году убил семь человек в перестрелке с французскими солдатами и во время нападения на еврейскую школу в Тулузе.
«Исламское государство» отпускает грехи
Война в Сирии усугубило то, что можно назвать пролетаризацией боевого джихада. Гангстерский джихадизм укрепился, особенно в «Исламском государстве», среди пропагандистских слоганов которого — «Иногда люди с худшим прошлым создают лучшее будущее» и «Yodo — you only die once» («Умираешь лишь раз»). По мнению экспертов, эти лозунги нацелены, прежде всего, на людей из уголовной и тюремной среды.
Вспомните братьев Бакраи, участников атаки в Брюсселе, которые прежде были приговорены к длительным срокам за вооруженные ограбления и угоны.
«Исламское государство» предлагает отпущение грехов через джихадизм и при этом даже не требует от своих адептов религиозных знаний, в отличие от «аль-Каиды» в 1990-е и 2000-е.
В джихадизме строгая религиозность не исключает криминальных грехов. Абдельхамид Абауд (Adbelhamid Abaoud), один из лидеров брюссельской атаки ИГИЛ, за пару недель до нападения фотографировался в ночном клубе с алкоголем и легко одетыми дамами.
Новый член группировки может продолжать постоянно нарушать закон и применять силу, но теперь это делается ради высшей цели. Так было с Амеди Кулибали (Amedy Coulibaly), который радикализовался в тюрьме, а потом в январе 2015 года напал на еврейский супермаркет в Париже.
В последнем докладе Центра радикализации при Королевском колледже в Лондоне тоже подчеркивается, что преступления и религиозность сегодня идут рука об руку. Доклад был обнародован всего за несколько часов до вынесения новых предложений в правительстве.
Автор доклада профессор Петер Нойманн (Peter Neumann) как-то сказал мне на конференции по вопросу радикализации в Лондоне: «Тюрьмы становятся зонами риска радикализации, и это происходит потому, что насилие для гангстерских джихадистов — это больше не средство достижения цели, а сама цель, в которой они ищут смысл».
Другими словами, прежде радикализация была идеологическим процессом, в ходе которого индивид готовился к принятию насилия, а сегодня все перевернулось с ног на голову, и забияка в тюремной камере изначально готов к насилию, так что идеология становится поверхностной.
Служба безопасности и разведки Дании в своих оценках угроз неоднократно выражала обеспокоенность подобным развитием ситуации.
Сейчас правительство пытается начать борьбу с этой тенденцией, повышая квалификацию тюремного персонала, улучшая контроль над признаками радикализации, создавая новые модели распределения радикалистов в тюрьмах, усиливая надзор за религиозными проповедниками.
Нам еще предстоит увидеть, сработает это или нет. Но, как показали прошлые события, радикализация в криминальном мире — решающий аспект, с которым необходимо бороться, чтобы противостоять террористической угрозе.
Politiken, Дания
