700 лет назад Золотая Орда официально приняла Ислам!
Среди многих знаменательных событий этого года особое значение для мировой и татарской истории имеет 700-летняя годовщина принятия ислама в качестве государственной религии в Улусе Джучи. Она не только способствовала мусульманизации Золотой Орды, но и привела к возникновению современного татарского народа.
Значение этого события, незаслуженно забытого академической наукой современного Татарстана, имеет поистине евразийское значение и выходит далеко за рамки регионального события. Можно прямо сказать, именно благодаря этому событию произошел прорыв ислама в самые дальние окраины Северной Евразии, способствовав небывалому расширению исламского мира (дар-и ислам) и возникновению особой тюрко-мусульманской цивилизации.
В эпоху формирования государственности и идеологии в империи Чингиз-хана, в среде монгольских ханов и их кланов из ближайшего окружения, традиционно были распространены шаманизм и христианство несторианского толка, например, у кереитов и найманов. Вместе с тем средневековые татары также не были чужды исламу. Соседи татар карлуки и чигили приняли ислам в составе Караханидского государства в 930 г. и с тех пор они ощущали его влияние. В середине XI в. татары Прииртышья стали мусульманами, а в XII в. ислам вошел в жизнь татар Восточного Туркестана. Тем самым в составе войск Бату татары-завоеватели были в значительной степени исламизированным контингентом. Эволюция мировосприятия населения Золотой Орды также определялась совместной жизнью с народами различных конфессий: христианами, в том числе и несторианами и григорианами, иудеями и другими. В результате встречи ислама, имеющего более чем трехсотлетнюю историю у тюрок Центральной Азии, с различными религиями и верованиями в Золотой Орде создалась своеобразная ситуация для особого пути межконфессионального взаимодействия и определило своеобразие распространения ислама, который в период 40-50-х гг. XIII в. отнюдь не был господствующей религией.
Для начального этапа истории Монгольской империи была характерна определенная «веротерпимость», возведенная в закон и имперскую политическую традицию, позволявшая потомкам Чингиз-хана сохранять свою власть. Создавая впечатление, что вероисповедание, если оно законопослушно по отношению к власти монгольских ханов и не призывает к «священной войне» против завоевателей, является личным делом населения державы, Чингизиды сохраняли «равноудаленность» от дел веры. В полном соответствии с китайской традицией государственного управления для монгольской администрации была важна именно политическая лояльность, а не духовное подчинение своей вере.
В первый период после завоевания Восточной Европы, особенно в оседлых странах Джучиды также проводили политику терпимости и толерантности (закрепленные еще в «Йасе» Чингиз-хана) к местным религиям. «...Монгольские завоеватели не пытались навязывать покоренным народам свое верование – шаманизм. Чингиз-хан и его ближайшие потомки, несмотря на свои личных симпатии и антипатии как бы уравнивали представителей различных церквей, тем самым держа их как бы на одинаковом от себя расстоянии... Безусловно прав был В.В. Бартольд, определивший это своеобразие “религиозной тактики” ранних Чингизидов как проявление целеустремленной политики, призванной искать союзников в лице князей различных церквей и вероучений. Следовало бы лишь дополнить и уточнить это определение» – обоснованно считал М.А. Усманов, - «неторопливость ранних Чингизидов в переходе в основную или ведущую религию населения своих улусов может быть объяснена и психологическим фактором и практическими соображениями одновременно. Если при этом психологический фактор сводится к относительному отставанию сознания от потребностей реальной действительности, то практические соображения заключались, видимо, в том, что ранние Чингизиды, демонстрируя свою верность шаманизму – исконной вере предков, возможно и пытались сохранить идеологическое единство своего дома, следовательно, и империи, унаследованной от Чингиз-хана».
В этом смысле, очевидно, прав был персидский историк и хулагуидский чиновник Джувейни (XIII в.), который писал, что Бату-хан (1242-1256 гг.) «не придерживался ни одной из религий и сект, равным образом не питал склонности к познанию бога (т. е. Аллаха - И.И.)».
Такое положение, однако, не могло продолжаться достаточно долго.
Уже в конце правления Бату-хана и его ближайших потомков происходит яростная борьба за влияние на ханский престол между различными группами знати, знаменем которых стало свое вероучение. После недолгой борьбы победу одержали сторонники хана Берке (1257-1266). Ожесточенность столкновения объяснялась, в частности, тем, что часть Джучидов была несторианами, в частности ими, определенно, были жена Бату-хана Баракчин и их сын Сартак. Политически они ориентировались на единую Монгольскую империю и подчинение великому каану. Другая часть знати во главе с Берке-ханом ставила своей целью отделение от Монголии и создание независимого государства. В своей политике сепаратизма эти круги ориентировались на ислам.
Берке стал первым золотоордынским ханом, принявшим ислам, поэтому понятно внимание, которое уделялось этому факту восточной историографией. Современник Берке Джузджани считал, «что Берке-хан принял ислам из рук Сейф ад-Дина Бахарзи», а арабские авторы XIV в. Ибн Халдуна и ал-Айни писали, что «Берке посещал в Бухаре мусульманских ученых, беседовал с ними, там же произошло и принятие им ислама от суфийского шейха Шамс ад-Дина ал-Бахарзи, ученика Наджм ад-дина Кубра». По данным ал-Омари принятие ислама Берке произошло в то время, когда он возвращался в Поволжье из Монголии с курултая, на котором Мунке был провозглашен великим ханом (1251). О принятии ислама Берке еще до того, как он взошел на трон упоминает, побывавший при дворе хана Бату в 1253 г. францисканский монах Г. Рубрук, специально указавший, что: «Берке выдает себя за сарацина (т.е. мусульманина – И.И.) и не позволяет есть при своем дворе свиное мясо».
Позднее, около 1257 г. Берке, уже став ханом, вновь посетил Бухару, дабы оказать почет и уважение выдающимся улемам этого города. В этом паломничестве хана Берке примечательным является то, что его наставник Сайф ад-Дин Бахарзи (ум.1261 г.) был в числе немногих живых мюридов авторитетного шейха Хорезма Ахмеда ибн Умар Абу-л-Джаннаба Наджм ад-дина ал-Кубра ал-Хиваи ал-Хорезми, который являлся теоретиком и практиком суфизма, основателем суфийского тариката “Кубрави”, весьма популярного в Хорезме вплоть до нашего времени. В 1250-х гг. его погребения стало популярным местом паломничества. Вот что пишет Ибн Баттута о могиле Наджм ад-Дина Кубра: «При выезде из Хорезма находится зивия, построенная на могиле шейха Наджм ад-дина ал-Кубра, одного из величайших праведников. Там готовят угощение для проезжающих и отъезжающих». Трудно сказать, был ли Берке последователем какого-либо суфийского тариката, но факт большого влияния именно суфийских сообществ (таифа) на политику Золотой Орды, видимо, нельзя не признать.
Одновременно с Берке ислам принимают, очевидно, и его жены и часть эмиров свиты и его гвардия. Не без некоторого преувеличения, в странах Востока распространялись слухи о том, что войско хана татар состоит из 30 тыс. мусульман, которые строго соблюдают все предписания шари’ата, обязательно участвуют в пятничной молитве и не пьют вина. В Индию до историка Джузджани дошли рассказы о том, что у Берке богатая библиотека, при дворце его постоянно находятся богословы и законоведы - толкователи Корана и Сунны, при участии которых происходят частые диспуты по вопросам шари’ата. Не удивительно, что ан-Нувайри (XIV в.) писал о Берке, что «он первый из потомков Чингиз-хана принял религию ислама... он воздвиг маяк веры и установил обряды мусульманские, оказывал почет правоведам, приблизил их к себе... и построил в пределах своего государства мечети и школы». Другие арабские авторы, описывающие дипломатические контакты с Золотой Ордой отмечали, что при приеме посольства ханом Берке присутствовали его старшая жена и около 50 или 60 эмиров, причем «у каждого из эмиров (находящихся) при нем есть муэдзин и имам; у каждой хатуни (также) свой муэдзин и имам». Отмечалось также, что дети знати учатся в медресе, где «слушают чтение досточтимого Корана».
Во всем этом нельзя не заметить определенной политической подоплеки. Берке, принявший ислам под влиянием шейха, проповедовавшего воинствующую веру и погибшего в борьбе с монголами, демонстративно порывает с наследием Чингиз-хана, в том виде, как его понимали в Каракоруме, провозглашает курс на политический разрыв с Монгольской империей и союз с мусульманами внутри своего улуса и странами ислама. Принятие ислама ханом Берке, его женами и ближайшими эмирами стало фактором огромной политической значимости. Одновременно был дан ход действиям, которые прямо вели к отделению Улуса Джучи от власти великого каана: прекратилась чеканка монет с именем Мунке-каана, на них появляется «высокая тамга» дома Джучи (с 1257 г.) и имя Берке (с 1259 г.), а после начала междоусобной войны в Улусе великого хана между Хубилаем и Ариг-Бугой прекращается выплата налогов в Каракорум (примерно с 1260 г.).
Изменения, которые начинают происходить в Золотой Орде при правлении нового хана, представляются далеко не случайными, а отвечавшие тенденциям развития общества. Скорее всего, наряду с золотоордынской знатью, стремившейся к независимости от великого хана, победа Берке была облегчена и поддержкой его кандидатуры со стороны мусульманских купцов, привлеченных еще при Бату золотоордынской администрацией в качестве откупщиков дани и чиновников. Со вступлением на престол хана Берке мусульманская аристократия и городская верхушка действительно получила доступ к государственным учреждениям, а перед мусульманским духовенством открылось широкое поле для миссионерской деятельности. После прихода к власти Берке началось активное распространение ислама в Улусе Джучи, особенно среди кыпчаков, в некоторых регионах уже прошедших начальный этап исламизации. После завоевания, слома их старой племенной структуры и рассеяния их между улусами новых правителей, прежние племенные культы утратили священность, а их мифология потеряла почву. В этих условиях в общественное сознание кыпчаков Восточной Европы начинает внедряется новая государственная религия – ислам. Скорее всего, хан Берке, став первым мусульманским правителем в Золотой Орде, стремился жестко вводить нормы ислама и ограничить влияние шаманизма. Если же рассматривать эти процессы как проявление глубинных тенденций политики ханов Улуса Джучи, то следует согласиться с М.А. Усмановым, считавшим, что меры, предпринятые Берке ханом, являются своего рода началом «религиозно-идеологических переориентации» Джучидов, «т.е., поисков в связи с изменениями территории и состава населения подвластных им земель».
Особенно ускорила процесс этой переориентации ханов Улуса Джучи война с Хулагуидами. Базовыми причинами ее были укрепление власти Хулагу и отказ его от признания старшинства дома Джучи. Это происходило на фоне гибели Багдадского халифата (1258 г.) и усиления противостояния несторианина Хулагу с Мамлюкским Египтом, куда был в тайне перевезен потомок последнего аббасидского халифа Муста’сима, казненного монголами. В Египте он был провозглашен халифом, но, лишенный каких-либо реальных рычагов власти, стал религиозным символом для стран ислама. Берке, в условиях усилившегося противоборства с Хулагу, обратился к религиозному фактору, как средству привлечения союзников. Послы, принятые султаном Египта с большим почетом, присягнули халифу, признав его авторитет и главенство в делах веры. В свою очередь важнейшим аспектом дипломатических усилий султана Египта и халифа было «подстрекательство» Берке на войну против Хулагу. Она обосновывалась, как прямая обязанность мусульманина вести войну с неверными, хотя бы они были его родичи (в качестве примера приводился сам Пророк Мухаммад, сражавшийся со своими родственниками и курайшитами), послание с изложением этой позиции, завершалось выразительным резюме: «Ислам не состоит только в одних словах: священная война (джихад) есть одна из [главных] опор его».
Военно-политические аспекты этой войны хорошо известны по источникам и трудам историков, но гораздо важнее ее дипломатическая и культурная составляющие. Вступив в противоборство с государством Хулагу, Улус Джучи тем самым выступил противником православной Византии, католических стран Запада, их крестоносных владений на Ближнем Востоке, и союзником турок-сельджуков и египетских мамлюков. Тем самым, были определены приоритеты политики и важнейшее направление цивилизационной ориентации.
Вместе с тем, нельзя переоценивать масштабы распространения ислама среди населения Улуса Джучи. Массовой исламизации степного населения и основной части знати не произошло. Определенное равновесие сохранялось при Менгу-Тимуре (1266-1281), который продолжал внешнюю политику предшественников, но не был ревностным сторонником ислама. В государственном управлении и административной практике продолжали функционировать прежние традиции: для печатей на ханские ярлыки еще долго применялось квадратичное уйгурское письмо, в качестве верительных грамот чиновники пользовались пайцзами с ссылкой на санкцию Вечного Неба и волю хана. Не только общественная, но и повседневная жизнь, даже в ставке хана, регламентировалась традицией. Иными словами ислам, хотя и имел сильные позиции среди татарской знати и городской верхушки, а также в ряде регионов Улуса Джучи (Хорезм, Булгария, Приаралье), но влияние их было еще далеко не определяющим.
Тем не менее, процесс этот стал необратимым. И во время междоусобных войн конца XIII в., когда решался вопрос о выборе пути дальнейшего развития Улуса Джучи, победа осталась за сторонниками ислама. Благодаря поддержке мусульман Токта не только разгромил своих врагов, но и добился небывалого укрепления Улуса Джучи. Расширилась мировая торговля, происходил рост городов, на внешнеполитической арене был одержан ряд побед. В степях и городах Золотой Орды с конца XIII в. все шире начинает распространяться мусульманство. Свидетельством тому служит сокращение числа языческих курганных могильников в Поволжье и Приуралье, появление и распространение мусульманских некрополей. Тем самым уже в начале XIV в. были подготовлены все предпосылки к повышению статуса ислама как de jure и de facto официальной религии Улуса Джучи.
Принятие ислама в качестве государственной религии. Наконец, в начале XIV в., мусульманская община среди татарской аристократии настолько усилилась, что не только возвела на престол своего ставленника – хана Узбека (1312-1342), но и решительно порвала с прежними религиозными и политическими традициями. Произошло это событие в конце 1312 – начале 1313 гг. Об этом ключевом событии истории Улуса Джучи существует сравнительно большое количество источников и значительная историография. В своем письме к египетскому султану, в пересказе ан-Нувайри, Узбек так описывал произошедшие события: «в царстве его (Узбека) оставалась еще шайка людей, не исповедовавших ислама, но что он, воцарившись, предоставил им выбрать или вступление в исламскую религию, или войну, что они отказались (от принятия ислама) и вступили в бой, что он напав на них, обратил их в бегство и уничтожил их...».
Обстановку того времени ярко передает их современник ал-Бирзали (первая половина XIV в.). Он пишет, что хан Токта был «неверным», придерживался религии идолопоклонников и любил «лам и волшебников, и оказывал им большой почет. Он был правосуден и расположен к людям добра всякого вероисповедания, но более других уважал мусульман... Был у него сын... он был привержен к исламу, любил слушать чтение Корана великого, хотя и не понимал его, и предполагал, когда сделается царем этой страны, не оставит в царстве своем никакой другой религии, кроме мусульманской. Когда он умер (уже) при жизни отца, оставив сына. Когда он умер, то отец его (Токта) назначил наследником сына упомянутого сына своего, однако же ему не привелось повелевать, так как после него (Токты) царством овладел сын брата его, Узбек-хан... Он умертвил нескольких эмиров и вельмож, умертвил большое количеств... лам и волшебников и провозгласил исповедание ислама».
Автор конца XIV в. Ибн-Дукмак дополняет это сообщение рассказом о заговоре Кутлуг-Тимура, который, прежде чем возвести на престол Узбека, «взял с него слово, что когда он вступит на престол, то сделается мусульманином и будет придерживаться ислама». Уже после возведения на престол Узбек, по словам Ибн-Дукмака «усердно вступил в веру Аллаха и устроил себе соборную мечеть, в которой совершал (все) пять молитв, в установленное для них время, за что на него вознегодовала часть татарских эмиров и они собрались свергнуть его», но их заговор был подавлен, а зачинщики казнены.
Татаро-мусульманская цивилизация. Реформы хана Узбека были направлены на усиление государства, его единства и военной мощи. Религиозная политика Узбека, при лояльном отношении ко всем религиям, была направлена на усиление роли ислама в общественной жизни и политике. Узбек-хан, наряду с Йасой Чингиз-хана, ввел в судебную практику шариат и мусульманское судопроизводство. При нем началось широкое строительство мечетей и медресе остатки их сохранились в Болгаре, Солхате, Куня-Ургенче, Татартупе, а археологические остатки известны в Нижнем Поволжье, Крыму и Приднестровье. Постепенно мусульманские культовые здания, а также медресе, больницы и судебные палаты появляются во всех регионах страны. Принятие ислама привело к изменению статуса всей государственной власти. Хан получал санкцию на власть именем Аллаха. Соответственно изменяется и государственная идеология и историография. Материальным выражением этой перемены в цивилизационной ориентации стали новая джучидская дипломатика, нумизматика и делопроизводство. Среди официальной титулатуры ханов Улуса Джучи и высших сановников появляются формулы «поборник воителей и борцов за веру», «величие ислама и мусульман», «подпора веры», «меч повелителя правоверных» и т.д. Насыщается исламскими мотивами традиционный фольклор и народный эпос.
В первой половине XIV в. в Золотой Орде складывается иерархическая структура мусульманского духовенства во главе с потомками Пророка – сейидами, отражая статус ислама как государственной религии. Кроме них в различных источниках упоминаются шейхи, кади, правоведы, шерифы, факиры, а также кади-муфтии и шейхи над шейхами, а также шейхи-суфии. Указанные духовные лица, несомненно, находились между собой в иерархической соподчиненности. В середине XIV в. в Улусе Джучи жили и творили выдающиеся знатоки богословия и фикха. Тогда же происходило и становление всеобщей системы мусульманского образования. Все это оказало определяющее влияние на население государства и уже к середине XIV в. городское население было полностью исламизировано.
Исламская культура Улуса Джучи – яркая страница мусульманской цивилизации и всей мировой культуры. В Золотой Орде был создан пышный имперский стиль, впитавший в себя традиции многих народов, но не в хаотическом скоплении разнородных элементов, а в системе органично слитых явлений, перекрытых мощно звучавшими стилями и направлениями, различными в разные периоды существования. В начале XIV в., по мере роста городов в Улусе Джучи, прежде всего в Поволжье, пышно распускается новая урбанистическая, восточная средневековая культура с татарскими элементами. В облике городов это проявлялось в наличии Джами-мечетей и квартальных мечетей, квартальных бань и медресе. Большое влияние на мусульманскую архитектуру Улуса Джучи оказали сельджукские и среднеазиатские традиции. Они оказали влияние на формирование образного репертуара мусульманского искусства.
Повсеместно распространяется мусульманская грамотность, свидетельством чего служат как многочисленные надгробия с эпитафиями, надписи на кирпичах и бытовых предметах. В мире были широко известны мусульманские писатели и законоведы из Улуса Джучи, творившие по-арабски и по-персидски: Сад ат-Тафтазани, написавший ряд книг по риторике и праву, Мухтар ибн Махмуд аз-Захиди, знаменитый факих Ибн Баззазаи, создавший «Изречения Баззази» и многие другие. Одновременно с арабским и персидским языками в Улусе Джучи тюркский язык стал носителем мирового уровня «высокой» культуры. Расцвет империи Джучидов, развитие городов, внедрение и распространение ислама, становление единой культуры, формирование общепонятного городского койне и литературного языка, а также утверждение клановой военно-феодальной знати привело к формированию татарской этнополитической общности.
Все это делает дату принятия ислама в Улусе Джучи определяющей для татарской истории. Именно благодаря усилиям правителей Золотой Орды от Берке и Узбека до Идегея ислам выходит за региональные рамки. Он становится имперской и в значительной мере общетюркской религией и вместе с городской цивилизацией распространился по самым дальним уголкам Северной Евразии от Тобольска (Искера), до Хаджи-Тархана (Астрахани), от Аккермана (Белгород-Днестровский) до Мухши (Наровчат). Иными словами, образование средневековой татарской общности прямым и непосредственным образом связано с распространением ислама и городской цивилизации. Без вмешательства ханов, таким образом, не состоялась бы тюрко-мусульманская цивилизация, определяющая облик современной Евразии. Именно эта дата является значимой не только для собственно татарской истории, но и является общетюркским, евразийским явлением.
