Переговоры по Сирии: теория и практика «астанинского формата»
Заявленная в качестве первоочередной задача прекращения боевых действий в Сирии (за исключением, конечно, борьбы с террористическими организациями) благородна и, без сомнения, в интересах самих сирийцев. Эта задача ставилась в качестве первого пункта в программе сирийского урегулирования, предложенного еще весной 2012 г. в то время спецпосланником ООН по Сирии Кофи Аннаном. Режим прекращения боевых действий (РПБД) стал центральным вопросом и встреч в Астане — как в январе, так и феврале 2017 г.
Определение механизмов реализации РПБД, условий для непосредственных участников конфликта, а также координации действий коспонсоров «астанинского формата» стали основными пунктами повестки этих встреч с их, безусловно, высоким практическим выходом. И эти пункты обусловили основной состав участников встреч — представителей действующей сирийской власти, вооруженных группировок оппозиции и «умеренных исламистов», военных экспертов трех стран-спонсоров (России, Турции и Ирана).
Несомненным успехом январского раунда переговоров в Астане стали возврат к прерванному было переговорному процессу и совместные заседания вроде бы непримиримых сторон. Свое продолжение переговоры получили 16 февраля 2017 г., но в этот раз в Астану приехали делегации уровнем несколько ниже. Не присутствовал лично и спецпосланник ООН по Сирии С. де Мистура. Гораздо менее представительной оказалась и делегация от оппозиции (заявляли даже, что запаздывающую на день делегацию составят якобы только некие «технические специалисты»). Совместное заявление участников от правительства Сирии и оппозиции не было подписано и на этот раз. Правда, была подтвержена общая позиция о бесперспективности военного решения конфликта. Всеми сторонами было также выражено стремление выработать механизм работы группы по мониторингу РПБД.
В условиях войны нередко приходится выбирать лучшие решения из худших. Когда гибнут люди и день за днем наносится все больший урон жизни граждан и хозяйству страны, необходимо подвигать стороны к компромиссам, пусть даже они даются с таким трудом.
Что же показала вторая встреча в «астанинском формате»?
Первое — очевидное раздражение «вооруженной оппозиции» отсутствием каких-либо бонусов за вынужденное участие в предыдущей встрече. Сирийская армия продолжает жестко действовать против тех, кого считают террористами, и ясно, что большинство исламистских групп от этого никак не выигрывает ни в тактическом, ни в стратегическом плане. Отсюда — обвинение в несоблюдении якобы режима прекращения огня сирийскими военными в качестве основного аргумента против продолжения участия представителей вооруженных групп.
Раздражение в стане яростных критиков Б. Асада порождено также отсутствием до сих пор какой-либо обновленной позиции по Сирии со стороны новой американской администрации (они ожидали, очевидно, что месяца для подобного люфта будет более чем достаточно). С этим, кстати, можно связывать и нежелание участвовать в форуме С. де Мистуры, который слишком явно выражал свое разочарование на Мюнхенском форуме по безопасности несколько дней спустя: «Где же Америка?»
Все ждут решений от Д. Трампа, и нотки разочарования ясно просматриваются. В этой ситуации вполне четкую позицию выражает спецпредставитель президента по борьбе с ИГ Бретт МакГурк, ставленник еще прежней американской администрации. «Не думаю, чтобы США могли бы найти решение, устраивающее всех, его не существует», — заявил он, призывая не спешить с изменением американской политики по Сирии. Ровно год назад он говорил, что именно действия России в Сирии привели к «гуманитарной катастрофе» в стране. Видимо, на той же позиции генерал остается и теперь, заявив 19 февраля, что «администрация США не видит возможности для тесной кооперации с Россией в Сирии».
Второе — событийный контекст, так сказать, тайминг встречи. С одной стороны, момент как раз перед международной конференцией по безопасности и очередным женевским раундом должен был сделать встречу в Астане заметной — и именно своей ориентацией на решение сугубо практических задач, связанных с прекращением огня. В этом смысле она выгодно отличалась от малопродуктивных споров и обсуждений разного рода геополитических и смежных проблем, связанных с урегулированием.
Однако, думается, именно ее привязка к намеченному «политическому» форуму в Женеве и не позволила серьезно двинуть «военный» трек переговоров. Очевидный для всех клинч интересов не только носителей полярных позиций по «сирийскому досье», но даже и стран-спонсоров «астанинского формата», ясно обозначил необходимость выработки согласованной политической стратегии, наряду с сохранением достигнутых результатов по РПБД.
Не будем также забывать и об обрамлении встречи в Астане двумя форумами, которые прошли в одном и том же немецком городе: встреча в Мюнхене т. н. «Международной группы поддержки Сирии» состоялась за четыре дня до «Астаны», а Мюнхенская конференция по безопасности — два дня спустя. Это могло значить, в том числе, выработку общего подхода к согласованному видению инициатив Москвы (а может быть, и саботированию их в пользу более близких по духу) в преддверии женевского раунда — под эгидой ООН.
И третье, что показал форум в Астане, — неготовность смягчать позицию по судьбе нынешнего режима и его главы. Об этом, в частности, говорят и реплики ключевых участников оппозиции, как, например, главы оппозиционного «Сирийского национального комитета» Анаса аль-Абдаша: «Мы не можем устранить серьезные угрозы безопасности ... пока Асад остается у власти». В том же духе высказывался и представитель просаудовского т. н. Высшего комитета по переговорам Салим аль-Муслит, отказывая нынешнему президенту в праве участвовать в переходном процессе.
В тех противоречиях и новых взаимных претензиях, которые обнажила вторая астанинская встреча, свою роль могла сыграть и ревностная настойчивость С. де Мистуры в продвижении трехэтапной программы для Сирии, написанной его группой: внедрение системы инклюзивного управления (в том числе с помощью местных советов) – конституция – выборы.
В определенном смысле сирийцы оказались заложниками разного рода компромиссных формул. Все они предполагают шаги, которые дают определенные преференции не столько самим сторонам проблемы (опять же, за исключением террористов), сколько их внешним покровителям. А это каждый раз создает почву для все новых амбиций государств региона, вовлеченных в урегулирование, чтобы продвигать якобы свои национальные интересы или даже отстаивать вопросы безопасности.
Об опасностях, связанных с потенциальным разделением Сирии на своего рода зоны влияния, предупреждает и академик В. Наумкин, подробно комментируя диспозицию накануне предстоящего раунда переговоров по Сирии в Женеве. И Турция, и Иран, и Иордания, и Ливан, а также страны Залива (в первую очередь Саудовская Аравия, которая осуществляет последнее время активные контакты, в частности с Турцией) — все эти государства имеют свою повестку дня, связанную с сирийским урегулированием и будущим Сирии.
Прекращение огня — центральный вопрос встреч в Астане — стал для них (в отличие от самих сирийцев) во многом лишь первым этапом к последущим шагам, которые каждая из стран видит по-своему. Здесь и возможность введения зон безопасности или даже буферных зон, и установления режима бесполетной зоны над Сирией, и полярные подходы к курдскому вопросу. От этого разнобоя в стратегических планах — такое напряженное ожидание политической составляющей сирийского урегулирования в Женеве. И отсюда, видимо, — пессимизм в отношении успеха урегулирования в целом, который иногда слышится в оценках российских экспертов, — как в политическом плане, так и экономическом.
Алексей Сарабьев
К.и.н, заведующий Научно-издательским отделом ИВ РАН, эксперт РСМД
