Ливия: от децентрализации к дезинтеграции
Пятую годовщину Революции 17 февраля 2011 г. Ливия встретила в условиях продолжающегося социально-экономического кризиса и непрекращающегося военно-политического противостояния. Крушение режима Муаммара Каддафи под ударами, нанесенными собственной элитой и исламистской оппозицией изнутри страны, и Североатлантическим Альянсом и его союзниками снаружи, не только не привело к улучшению условий жизни рядового населения, но превратило некогда процветавшую страну в крупнейшую зону нестабильности на средиземноморском побережье Северной Африки.
Встав на путь децентрализации власти и ухода от опыта авторитарного правления М. Каддафи, ливийское общество по прошествии пяти лет оказалось на пороге социальной дезинтеграции, окончательной и бесповоротной утраты государственности и территориального суверенитета.
В феврале 2011 г. волна народных выступлений, охватив широкие слои общества и обрушив политические режимы в Тунисе и Египте, достигла северо-восточных провинций Ливийской Арабской Джамахирии (ВСНЛАД). Не прошло и недели как ограниченные по числу и составу участников митинги ливийских правозащитников, выступавших с позиций и требованиями далеко отличными от тех, что побудили к активному социальному протесту их ближайших соседей, переросли в нечто большее, не имевшее ранее аналогов ни в Каире, ни в Тунисе. Из демонстрации протеста, направленной против судебного произвола, выросло вооруженное восстание, ставшее предтечей крушения не только правящего режима, но и всей ливийской государственности в том виде, в котором она просуществовала более 40 лет.
2011 год стал знаковым для ливийской истории, обозначив водораздел, или точку бифуркации, после прохождения которой возврата к былому уже быть не могло.
Причины и предпосылки падения режима Муаммара Каддафи
Задолго до кризиса 2011 г. в ливийском обществе и государстве сформировался клубок внутрисистемных противоречий, последовательно подтачивавших основы политического режима и превративших институты,которые ранее выполняли стабилизирующие функции, в источник проблем для системы в целом. То, что в ХХ столетии позволяло режиму быть иммунным к внутренним и внешним угрозам, в XXI веке стало препятствием на пути эволюции Джамахирии с учетом требований и вызовов современного экономического и политического миропорядка.
Политический режим ВСНЛАД сочетал в себе элементы традиционной политической культуры, — что было необходимо в условиях преобладания племенного характера общественных отношений, — и отдельные институты государства эпохи модерна. Нефтяные богатства Ливии, обеспечившие экономический скачок и «ливийское социальное чудо», сделали подобную гибридную форму государства эффективной для удовлетворения базовых потребностей общества. Тем не менее, в 1990-е гг. своего апогея достигли несколько разрушительных для ливийского государства тенденций.
Идеологическая делегитимизация режима. Внешнеполитическая переориентация ВСНЛАД, заключавшаяся в том, что вместо Ближнего Востока главным направлением ее внешней политики с конца 1990-х гг. стала Африка, разрушила создававшийся десятилетиями миф об особом месте Ливии в семье арабских народов.Повернувшись лицом к Африке и открыв границы для африканцев, М. Каддафи обеспечил приток «новой крови» в ливийское общество. Политическая элита получила прослойку лояльного идеологически и зависимого экономически населения, но и столкнулась с ростом межэтнических и межрасовых противоречий. Новые африканские граждане Ливии, получив паспорта ВСНЛАД, обрели признание и легитимность в глазах политического руководства страны и внешнего мира, но утратили их в глазах коренного арабского населения Триполитании и Киренаики, в течение десятилетий проникавшегося идеями избранности и превосходства арабов над другими народами. Этнический национализм и расизм, выросшие из реинтерпретации пропаганды арабского национализма в новых экономических условиях, усилили конфликтный потенциал районов совместного проживания коренного и пришлого населения, заложив основу для дальнейшего перетекания конфликта в бытовую/личностную плоскость.
Утрата политическим режимом статуса объективного арбитра над племенами, являющимися основой социальной организации ливийского общества. В 1970-1980-х гг. фундаментом режима власти М. Каддафи стала триада племенных союзов варфалла, магарха и каддафа. В 1993 г. после пресечения очередной попытки военного переворота лидеры варфалла были обвинены в ее организации, что привело к репрессиям против союза. Несмотря на то, что во время борьбы с вооруженной исламистской оппозицией ливийское руководство активно привлекало племенные ополчения варфалла к полицейским операциям, привилегированный статус последних так и не был полностью восстановлен. Потеря преференций привела к последовательному ухудшению уровня жизни представителей самого крупного племенного объединения, утрате ими доверия к режиму в целом, а также сохранившим свои позиции племенам — в частности.
Обострение конфликта внутри элиты. Данная тенденция обозначила себя в новом свете в последние годы существования режима, а именно — после отмены международных санкций. Снятие барьеров и ограничений открыло возможности для интеграции ВСНЛАД в мировую экономику, вернуло старых (РФ, Италия, Франция, Великобритания) и привлекло новых (Турция, КНР) партнеров, способствовало росту благосостояния ливийской элиты. В данных условиях политическая система, созданная М. Каддафи с учетом необходимости противостоять внешнему вмешательству, а не способствовать интеграции в международные институты, оказалась слишком «несовременной», консервативной и практически не реформируемой. В высших эшелонах власти обозначилась поляризация элиты: на лагерь политических идеалистов и аппаратчиков, и лагерь технократов от экономики и управления.
Последние, исповедуя прагматичные взгляды на место Ливии в мировой экономической системе, испытывали все больше сомнений в надежности и эффективности сложившихся институтов. В отсутствии легальных формализованных механизмов и процедур передачи власти старение Каддафи неизбежно приближало наступление кризиса власти и открытие «окна возможностей» по реформированию системы.
Именно раскол элиты стал причиной того, что выступления в Бенгази в феврале 2011 г. переросли в организованное повстанческое движение, обеспеченное поддержкой внутри страны и извне, а система институтов управления и безопасности, призванная обеспечить стабильность и безопасность режима, оказалась парализована и дезориентирована. В течение десятилетий ливийская армия существовала в двух ипостасях: опоры режима и источника бесконечных заговоров против него. Развитые институты политического контроля и сдерживания армии, оказались настолько «эффективны», что к 2011 г. в стране не оказалось вооруженных сил, способных противостоять внешним угрозам.При колоссальных запасах оружия утратившая дисциплину, гордость и сплоченность армия была парализована пассивностью верховного командования и отсутствием инициативы на местах. В это время оппоненты М. Каддафи и «старой» Джамахирии не без поддержки извне сумели аккумулировать значительные ресурсы. Важную роль в организации вооруженных сил оппозиционного Переходного национального совета (ПНС) сыграли военизированные отряды исламистской оппозиции, получившие боевой опыт в войнах в Алжире, Афганистане, Ираке, Пакистане и Судане.
На пути к плюрализму и демократии
Поражение сторонников Джамахирии в военном конфликте 2011 г., который также называют Гражданской войной в Ливии, ознаменовало собой крушение модели ливийской государственности. Но гибель ВСНЛАД не привела к концу ее политической элиты, значительная ее часть и сформировала новые структуры власти под эгидой ПНС. При этом, оптимисты в самой Ливии и за ее пределами видели возможности построить новое государство, отвечающего современным требованиям и критериям.
Летом 2012 г. в стране прошли первые за много лет всеобщие выборы депутатов Всеобщего Национального Конгресса (ВНК), временного представительного органа власти. Либеральный закон, предусматривающий облегченную процедуру регистрации, позволил в кратчайшие сроки (2011–весна 2012) создать в стране, лишенной института партийного представительства в течение последних 35 лет, несколько десятков политических партий и объединений для участия в электоральном процессе. Идеологический спектр этих структур оказался достаточно широк, но малоразвит в условиях ливийских реалий, т.к. отражал программы объединений ливийской оппозиции за рубежом, а также крупных зарубежных партий, популярных во всем арабском мире.
Начиная с 1980-х гг. в основе политических программ ливийской оппозиции лежал тезис о необходимости свержения режима личной власти М. Каддафи, при этом траектория дальнейшего развития страны, и тем более конкретные шаги, рассматривались ими лишь в общих чертах без применения к практике. В соответствии с изменениями, принятыми в первоначальный закон о выборах по итогам согласования интересов различных групп внутри и за пределами ПНС весной 2012 г., большую часть мест (120 из 200) в ВНК должны были занять не представители партий, а независимые кандидаты. Поэтому, несмотря на то, что с определенным перевесом победу среди партий одержал светский «Альянс национальных сил», опередивший созданную ливийскими братьями-мусульманами при поддержке Туниса и Турции «Партию справедливости и реконструкции» (ПСР), во временном парламенте оказалось немало сторонников исламизации страны.
Конфликт между секуляристскими и исламистскими фракциями не был разрешен ни в рамках ПНС, ни — ВНК. Ни одна из политических сил не имела достаточной для победы поддержки в обществе, ведь помимо опыта партийного и парламентского строительства в Ливии отсутствовало доверие к самим этим институтам и понимание специфики их функционирования.В итоге «Альянс национальных сил» занял скромные позиции в ВНК, уступив руководство им ветерану ливийской оппозиции Мухаммеду аль-Макрифу. Когда как ПСР и другие исламисты, стремясь получить поддержку населения, продвигали принятие закона о люстрации, предусматривающего недопущение до занятия ответственных государственных постов служащих администрации (офицеров армии, полиции, спецслужб, членов революционных комитетов) времен Джамахирии.
Тем временем тяжесть послевоенного восстановления легла на местные органы власти,в отсутствии законодательной базы продолжавшие формироваться на основе дореволюционных принципов и представлявшие часто все те же самые народные комитеты Джамахирии по форме, а иногда и по содержанию. Как и ранее, ведущую роль на локальном уровне играли племенные авторитеты, а также сформировавшийся особенно в годы после снятия международных санкций малый и средний бизнес. Сохранение и приумножение деструктивных тенденций в высших эшелонах власти послужило развитию возникшей практически сразу после гибели М. Каддафи дискуссии о необходимости смены типа политического устройства, читай федерализации страны, для ее сохранения в качестве единого целого. На этом фоне наиболее громким и заметным стало заявление Совета Киренаики, выступившего инициатором созыва вождей племен северо-востока для принятия проекта широкой политической и экономической автономии.
Кроме того, возникшие во время Гражданской войны революционные вооруженные бригады, сохранив свою организацию, контроль над людскими и материальными ресурсами, не пожелали сложить оружие и интегрироваться в состав Ливийской национальной армии (ЛНА). Независимые формирования превратили свою лояльность в предмет торга между политическими силами, заинтересованными в обретении в их лице надежного инструмента влияния.Вместе с племенными ополчениями, городскими милициями (Зинтан, Мисурат), отрядами самообороны меньшинств (тубу, туареги) бригады одним своим существованием подрывали авторитет центральных властей и оспаривали легитимное право государства на осуществление легитимного насилия в национальных границах.
«Война закончилась, да здравствует война…»
На рубеже 2013–14 гг. вся сумма конфликтов, разрывавших изнутри ВНК,достигла своего апогея. Авторитет правительства Али Зейдана рухнул после того, как сам премьер-министр был похищен и принужден к сотрудничеству одной из радикальных группировок. Оперативные меры министра обороны Абдаллы Ат-Тани, сменившего Зейдана на посту главы правительства, по организации работы Конституционной Ассамблеи, наведению порядка в ВНК и подготовке новых выборов, встретили организованный отпор широкой коалиции исламистов. Начатая в мае 2014 г. лояльным ат-Тани командованием ЛНА военная операция «Достоинство», чьей целью стало уничтожение наиболее радикальных группировок исламистов, не дала ожидаемых результатов. Наоборот, военизированные отряды происламистских объединений «Рассвет Ливии» и «Щит Ливии» не только дали отпор войскам генерала Халифы Хафтара, но и захватили столицу страны — Триполи.
Несмотря на то, что летом 2014 г. кабинет Ат-Тани и сторонники светского пути развития провели выборы в соответствии с новым законодательством и избрали Палату представителей (ПП), получившую международную поддержку со стороны ряда государств и международных организаций, страна оказалась расколота конфликтом юрисдикций. Обновивший свой состав ВНК, опираясь на поддержку «Рассвета Ливии», части новой бюрократии и Верховного Суда, отказался признать легитимными решения Конституционной Ассамблеи, как и результаты выборов 2014 г., и уйти в отставку. Оба правительства и оба парламента (ВНК — в Триполи, ПП — в Тобруке) выдвинули претензии на право считаться единственным легитимным руководством ливийского государства, что привело к новому этапу долгосрочного вооруженного конфликта в Ливии.
Аморфность обоих образований, дефицит ресурсов и поддержки на местах не позволили ни одному из них добиться решающего преимущества в последовавшем военном противостоянии. Неустанные попытки ООН и международных посредников усадить представителей ВНК и ПП за стол переговоров оставались безуспешны, пока в декабре 2015 г. при посредничестве специального представителя генерального секретаря ООН по Ливии Мартина Коблеране была достигнута договоренность о начале конструктивных консультаций и формировании правительства национального единства (ПНЕ). Заявление о создании кабинета ПНЕ Фаиза Сараджа в Тунисе в январе 2016 г. было воспринято с надеждой за пределами Ливии, скептично в Тобруке и откровенно враждебно в Триполи и Мисурате. Ключевые расколы, — сложившиеся в Ливии задолго до кризиса 2011 г., но в его результате усугубившиеся до предела, — не просто остаются далеки от разрешения: ни в самой стране, ни за ее пределами пока никто не знает даже как подступиться к их обсуждению и поиску реального решения.
На этом фоне появилась новая внешняя сила, имеющая далеко идущие планы относительно дальнейшей судьбы североафриканского региона в целом. Возникшая в конце 2014 г. в районе города Дерна ячейка «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ/ИГ/ДАИШ) вскоре объявила о создании в Ливии трех провинций своего Халифата и к концу 2015 г. установила контроль над несколькими населенными пунктами, в т.ч. городом Сиртом, родиной М. Каддафи. Поражения на сирийско-иракском фронте осенью 2015 г. вынудили некоторую часть комбатантов ИГИЛ перебазироваться на территорию Ливии, что значительно усилило возможности группировки в Северной Африке и изменило баланс сил в ливийском конфликте. Из локальной и немногочисленной маргинальной группы, не способной повлиять на расклад сил даже в одной лишь Киренаике, ливийское отделение ИГИЛ за считанные месяцы превратилось в серьезную военно-политическую фракцию.
В то же время, не следует преувеличивать значение фактора ИГИЛ и его влияние на внутриполитическую ситуацию в Ливии в целом. В первом квартале 2016 г. попытки консолидировать политические силы страны и убедить их признать легитимность ПНЕ основывались исключительно на идеи необходимости противостояния общему врагу в лице ИГИЛ. Тем не менее, поддержки населения эта группировка на ливийских территориях обрести так и не смогла (или не успела). В отличие от плеяды исламистских организаций и структур, сумевших институциализировать и поставить себе на службу насилие и террор, ИГИЛ остается призрачной и скорее сконструированной, нежели реальной, угрозой.
В среднесрочной перспективе ливийский кризис далек от разрешения, а судьба единого ливийского государства в 2016 г. туманна. Концепция единого централизованного унитарного государства утратила свою легитимность в глазах значительной части населения и его представителей: центробежные тенденции все еще набирают обороты на фоне продолжающегося разрушения экономической инфраструктуры, деградации общественных институтов и тотальной неэффективности институтов государственных.
Федерализация, или широкая децентрализация, видится единственным средством удержать вместе превращающиеся в оплоты враждующих племен и военно-политических группировок города и поселения. Даже разделение территории страны на три исторические области (Триполитания, Киренаика и Фецццан) не отражает реальной ситуации, если уже случившееся разделение территории Ливии на десятки независимых районов превращает ее политическую карту в то самое «лоскутное одеяло», с которым некогда сравнивали Священную Римскую империю германской нации в Европе.
Вооруженное противостояние усугубляет кризис доверия, которое в ливийском обществе сегодня утрачено не только между обществом и государству, но и между социальными группами и индивидами на самом низовом, базовом уровне взаимодействия. Усиливающаяся на всех уровнях фрагментация и атомизация общества идет на пользу наиболее радикальным политическим группировкам, ранее не имевшим столь благоприятных условий для проникновения в него, и служит дезинтеграции некогда единого социально-политического пространства ливийского государства.
Григорий Лукьянов, Преподаватель НИУ ВШЭ, Эксперт РСМД
